Любовь зла...

За время поездки мы все стали как родные. Про Степана Петровича и его жену Клаву я вчера рассказывала. Иришка с Толиком оказались студентами университета, оба учатся на журналистов. Такие продвинутые ребят – во всем разбираются, обо всем имеют свое суждение. Здорово! Но самый яркий экземпляр в нашем плацкартном купе – Марья Федоровна. Ей 50, но еще ого-го. Работает на заводе мастером. Мужиков вокруг полно, она с ними флиртует, но не более.
– Ну пригласит в ресторан, – смеясь, рассказывает бальзаковская женщина, – ну закажет всякой еды и алкоголя, а дальше-то что? Ведь с ними и поговорить-то не о чем. Пьем, едим и молчим – тоска!
Марья Федоровна замужем, имеет взрослого сына и хозяйство, поскольку живет в своем доме в пригороде Саратова. Мужа своего бросать не собирается, хотя, мягко говоря, недолюбливает.
– А за что его любить? Он бездельник и выпивоха! – пожимает она плечами. – Как вышел на пенсию, только и делает, что лежит на диване, глушит пиво и смотрит телек.
– А чего тогда не бросаешь? – шелестя спицами, интересуется Клава.
– Привыкла за 30-то лет! – вздыхает Марья Федоровна. – Жалко. Вон у нас собака на днях сдохла, так я сутки рыдала, не могла остановиться. А тут человек, да еще отец моего ребенка! Ну и потом, если уж совсем честно, не хочется оставаться одной на старости лет. Сын женился, живет отдельно.
– А едешь-то куда? – снова не отрываясь от вязанья, спрашивает Клава.
– На концерт своего любимого мужчины.
– Кудааа? – хором удивляемся мы.
– Да, товарищи, – смеется Марья Федоровна, – я еду в Питер на концерт своего любимого мужчины – Стаса Михайлова.
– Понятно, – хихикает Клава.
– А я не понял! – трясет головой Степан Петрович. – Как это – любимого?
– А вот так! Люблю я его и готова за ним хоть на край света! Приеду, вечером оторвусь, если повезет – возьму автограф, потом опять сяду в поезд и – назад.
– А где ж ты будешь ночевать? – опустила спицы Клава.
– На вокзале.
Мы все дружно уставились на женщину. А она начала восторженно рассказывать, что уже много раз была на его концертах, один раз даже сфоткалась с ним и теперь эта фотография у нее вместо талисмана. Каждый день она слушает его песни и представляет, что это он ей одной поет.
– Вот это да! – восхищенно присвистнул Толик.
– Его песни как бальзам на душу, как будто мы с ним сто лет знакомы, и он знает, что я чувствую, о чем думаю. Я даже написала ему письмо с признанием в любви, – задумчиво говорит Марья Федоровна.
– Ответил? – прошептала Иришка.
– Нет. Но это не важно...